Каким был путьна сцену и первый режиссерский опыт руководителя одного из ведущих театров России? Какую роль в его творческой судьбе сыграли Олег Табаков и Никита Михалков? Что он считает самым главным в спектакле и на сцене? Чего ждать зрителям, в том числе самым юным, в новом, юбилейном, сотом театральном сезоне? Актер, режиссер, художественный руководитель Московского академического театра сатиры и «Прогресс Сцены Армена Джигарханяна» Сергей Ишханович Газаров рассказал в программе «Живой Интерес» на радио «МИР».

Спасибо большое, что в своемплотнейшем графике нашли время для разговора с нами. Наверное, у вас в сутках не 24 часа?

- Да, пытаемся привести к 24 часам, пока не получается.

Про вас говорят, что вы человек-оркестр. Раньше вы дирижировали малым симфоническим оркестром, но теперь под вашим руководством большой? Где очень много инструментов, с разными настройками, есть более молодые инструменты, с современным звучанием, есть более классические. Как удается, как себя ощущаете?

- Я чувствую себя абсолютно в своей тарелке, работая с большим количеством абсолютно разных людей, да еще с двух разных театров, но, слава богу, одной театральной школы. В этом смысле правильная расстановка сил и постоянная работы заменяют всякие «охи, ахи и страхи». Поэтому, как говорил герой Чеховских пьес:«Делом надо заниматься, господа, делом». Это спасает.

Эта интеграция уже произошла? Как труппы пережили объединение? Это произошло во время работы над спектаклем «Арбенин. Маскарад без слов»? Это же был первый совместный спектакль двух трупп?

- Да, это первый спектакль, на котором мы объединились в работе, а не просто номинально и юридически. Работа прошла, на мой взгляд, просто волшебно, перетерлись абсолютно все вопросы или недомолвки. Понятное дело, не без препятствий, потому что присматривались, приглядывались, прислушивались друг к другу. Эта работа была очень полезная, она первая, которая нам всем дала понять, что это не просто может быть, а может быть в каком-то совершенно волшебном качестве и с совершенно другим КПД. Поэтому я считаю, что в нашем случае это объединение прошло не просто гладко, а идеально, если можно так сказать.

Я заходила на сайт театра – «Арбенин» в репертуаре, можно купить билет, правда, не всегда просто, надо это делать быстро. Сколько уже идет спектакль, два года?

- Да, второй сезон уже заканчивается.

И вполне успешно! Максим Аверин главную роль играет? Есть второй актер на эту роль, или он один?

- Второго актера нет, он только один, и играет его, на мой взгляд, хорошо, самоотверженно. Как я говорил раньше, я в восторге от этого поступка. К тому же эта роль физически очень тяжелая. Поэтому то, что такой зрелый артист преодолевает в себе все эти моменты физического воплощения, здорово. Это говорит о высоком профессионале.

Вы же всегда говорите, что актер должен уметь все?

- Однозначно. Сейчас, если мы говорим про какую-то человеческую органику, то на любой улице, в любом магазине это есть, все очень органично у нас. Но что мы можем делать, чтобы называться артистом, это уже большой вопрос. Я считаю и всегда считал, что чем больше разного умеет артист делать, тем он богаче в первую очередь сам для себя и, соответственно, для зрителя. Потому что зрители ждут от артиста каких-то чудес, ведь зачем еще приходить в театр? За чудесами.

Согласна. Я очень хочу у вас спросить про первый режиссерский опыт, а если это не первый, то поправьте, пожалуйста. Это было в театре Олега Павловича Табакова, и это был «Ревизор», все правильно?

- Да.

Чья это была инициатива? Вы подошли и сказали:«Хочу», или он предложил?

- Дело в том,что Олег Павлович с самых первых дней сажал нас рядом для того, чтобы мы могли понимать режиссерскую ответственность, да и свою собственную. Он все время предлагал нам сидеть рядом в ассистентах, когда ставил какие-то отрывки или спектаклис нами же. Те, кто не участвовал в этих спектаклях, были ассистентами. Таким образом, он вырабатывал в нас режиссерский, осмысленный подход, чтобы мы могли видеть себя со стороны. Я увлекся этим процессом, и очень во многих спектаклях, если не во всех, был у него ассистентом.

В какой-то момент я просто спросил, нельзя ли мне самому делать спектакли? Он меня спросил: «Какой ты хочешь делать?» Я сказал: «Хочу Гоголя, «Ревизор». А он говорит: «Ты там что-то знаешь новое?» Это вопрос, который я задаю всем режиссерам, которые приходят с разными знаменитыми пьесами, это очень правильный вопрос. Потому что нельзя делать спектакли, просто повторяя их, или потому, что текст замечательный. Нужно понимать, что до тебя люди уже делали этот спектакль. Что ты им новое можешь предложить, под каким ракурсом рассматриваешь? Я рассказал свою идею, и он сказал: «Ну хорошо, попробуй». Он был щедр на такие поступки, давал возможность пробовать. Это очень правильно, я то же самое сейчас пытаюсь делать в Театре сатиры. Высматриваю актеров, которые мыслят более пространственно.

Вы начинаете их направлять постепенно?

- Да, я говорю, что если кто-то хочет, то пожалуйста, я поддержу. Скоро начнет делать самостоятельный спектакль по очень хорошей пьесе один артист театра, пока не буду говорить, кто.

Вы помните, что Олег Табаков сказал вам в день премьеры? Может быть, какую-то фразу, замечание? Такое же не забывается?

- Он сказал мне вещь, которую мне неловко повторять, но я ее скажу, раз вы задали такой вопрос. Скорее всего, в шутку, но он сказал так: «Оказывается, можно быть режиссером.  не имея образования!» На самом деле, он всегда говорил точнее, а именно, что хорошая режиссура – это когда хорошо играют актеры. Я согласен с ним не потому, что я сам изначально актер и должен защищать свой цех. Просто сейчас такое время, когда режиссеры отдаляются от артистов, увлекаясь формой, эффектами, какими-то технологическими достижениями, и превращают спектакли в шоу.Но есть очень простые вещи. Зачем я прихожу в театр? Я должен видеть изменения этого человека, это на моих глазах должно происходить, чтобы я становился соучастником.

Театр очень давно зародился, есть разные версии, когда театр появился на свете. Мне больше понятна и нравится версия о том, что когда-то богатые люди сказали своей прислуге: «Вы же видите, как мы живем, ругаемся с женой и миримся, можете нас со стороны показать, как мы выглядим?» С этого момента начался театр, который существует, развивается и принял формы абсолютного естества. Трудно сегодня представить жизнь человека без театра или город без театра, это невозможно.

Грустно так представлять. Я так поняла, что вам везло с самого начала в вашей творческой жизни. И в детстве была творческая атмосфера, как я понимаю, никто не мешал вашему развитию, счастливое детство же было?

- Абсолютно счастливое детство в прекрасном, морском, теплом, солнечном городе Баку, где я родился третьим ребенком в семье, а это означает, что был самым любимым. К тому же еще и мальчик, вы понимаете, что для кавказских людей это сакральная вещь.  Поэтому мне разрешалось абсолютно все, и было классно. Иеще мне очень повезло в том, потому что я попал к Олегу Павловичу.

Потому что он в вас поверил и взял ответственность на вступительных экзаменах?

- Да, это тоже было, и это отдельная благодарность. Он все время любил повторять о том, что наше дело состоит из дарования, которое господь бог тебе послал, и от мамы с папой. Я, говорит, только направлю, а так это все сделали другие люди. До какой-то степени он прав, хотя в моей профессиональной актерской жизния до сих пор обращаюсь только к нему как к какой-то Библии, вспоминая, что и как он говорил. Мне этого абсолютно хватает для того, чтобы быть успешным, если по каким-то критериям я могу считаться успешным актером, режиссером.

Вы попадали и в замечательные кинофильмы, и с режиссерами везло. Давайте сразу крупные формы возьмем. Вы сыграли в «Родне» у Михалкова пусть небольшую, но заметную роль, а потом был фильм «Двенадцать». Признаюсь честно, мой любимейший фильм. Правда,что Никита Михалков всех актеров брал туда без проб?

- Да, конечно, он вообще никогда не делает пробу. У него есть замечательная фраза, когда я ему жалуюсь, что мне предлагают пробу…

А вы жалуетесь?

- Мы разговаривали шутя, и я говорю: «Слушай, ну как можно вообще проводить пробы?» Он говорит: «Слушай, я вообще считаю, что надо всем актерам собраться и сделать пробу режиссеру! Может ли он снять?»

Гениально!

- Поэтому у него никогда не было проб, ни в одной картине. Я специально долго с ним разговаривал на эту тему. Он по-другому относится, он не рассматривает актера, может ли он сыграть эту штуку. Он должен быть уверен в психофизике этого человека для того, чтобы его приглашать на какую-то роль, а не просто типаж, который ему подходит, нет. Это удел больших режиссеров. Я не хочу никого обижать, но такой подход – большая редкость, как и все остальные его подходы. Он, например, репетирует фильмы театральным способом – все сцены, со всеми героями, просто от и до. Также было и на «Двенадцати», мы два месяца репетировали. Два месяца!

А потом сняли достаточно быстро, по меркам кино?

- Да, именно так, потому что на этих репетициях сидел весь свет, все композиторы, операторы, гримеры, костюмеры, все. У него всегда сидит полный комплект тех, кому придется работать, и все слушали, слышали, понимали, соображали, записывали, кому что относится, и уже все были готовы к работе. Это правильный, роскошный способ. Понятно, что не всем он сподручный. Ноу Никиты получается, молодец.

Спасибо большое. Возвращаемся к вам как к режиссеру. Вы можете сказать о себе, какой вы режиссер? Вот прямо сейчас, три характеристики.

- Я могу сказать совершенно точно, что я не из тех режиссеров, которые любят философские разговоры на сцене. Это удел драматургов, пускай они это делают. Наше дело действовать на сцене. Я считаю, что это то, что очень стремительно растворяется во всех соблазнительных, вкусных моментах у актеров. Кто-то делает это удачно, кто-то не очень удачно, но и там и там отсутствует действие. Это всегда видно на сцене, когда человек разговаривает, а не действует.

Второе – я приверженец серьезных, необычных форм в решении пространства спектакля. При этом я точно понимаю, что это не может быть отдельно от происходящего. Какая бы экстравагантная форма ни была у спектакля, она может быть только в одном случае, – помочь действию, актерам. Когда я вижу какую-то форму и спрашиваю: «Тебе понравился этот спектакль?», а в ответ слышу: «Да, костюмы были классные», это оскорбление, унижение.

Третье, что я считаю главным на сцене и в спектакле, - актер и второй актер, и чтобы между ними был конфликт и действие. Никаких других вариантов не бывает в хорошей драматургии. Сцена – это место конфликтов, а не каких-то согласий, праздников и прочее. Если в пьесе нет конфликтов, то незачем смотреть. Конфликт - это не когда кто-то кого-то ругает или обвиняет, конфликт интересов имеется в виду. Я считаю, что актер должен получить максимум выгодных предложений от режиссера, чтобы выразить себя, свой уровень, талант, взгляд, душу.

И четвертое скажу. Я считаю, что в театре не может быть локомотивов. Когда говорят, что идут в этот театр, потому что там артист Пупкин и Вуськин, известные всем по сериалам и прочее, то я считаю, этот театр несостоятелен. Потому что, если мы вынимаем оттуда Пупкиных и прочих, театр остается пустым. Вспомним время, когда мы не говорили, что идем на какого-то артиста, мы говорили, что мы идем в Театр на Таганке. Мы говорили, что идем в «Современник», к Петру Наумовичу Фоменко.

Но мы говорим также, что идем в Театр сатиры!

- Да, и у нас не было обманутых ожиданий, потому что мы пришли в театр, театр имеет лицо. Если говорить, чего мне очень хочется добиться, то это того, чтобы Театр сатиры имел свое абсолютно четкое лицо. Когда бы люди говорили: «Мы идем в театр Сатиры», и у них бы было правильное настроение для этого похода.

То, что вы сейчас сказали, - картина настоящего и будущего Театра сатиры, который теперь можно технически разложить на четыре сцены: «Основная», «Чердак сатиры», «Прогресс сцена Армена Джигарханяна» и «Детская сцена», все правильно?

- Да.

Мне интересно спросить про «Детскую сцену», потому что это особый зритель. Какие планы здесь?

- Абсолютно с вами согласен, иэто самый трудный зритель. Он очень разборчивый, завоевать внимание ребенка гораздо труднее, чем интеллигентного человека, который понимает,что в театре надо вести себя тихо, смотреть на сцену, даже если тебе не нравится. Ребенок этого не знает, не хочет принимать и не хочет слышать. Он включается, только когда ему интересно, поэтому он может реагировать только на честное и интересное.

Мы решили одну нашу сцену, самую маленькую, где 82 посадочных места, полностью отдать детям с нуля до восьми лет. У нас есть несколько названий, мы очень стремительно развиваемся в эту сторону, и в следующем сезоне мы готовим три спектакля, они все абсолютно разные, учитывая взгляды, настроения, желания, интересы мальчиков и девочек, это тоже непростой вопрос.

У вас же есть личный камертон – ваш младший сын,он вам подсказывает?

- Подсказывает, но он хотя и младший, ему 18-ый год. Он приходил, смотрел спектакли, сказал: «Прикольно!» Он даже постоял в гардеробе, принимая вещи, мол, постой, посмотри, как это делается, а то ты все приходишь в театр и тебя обслуживают, а ты попробуй сам.

Прикольно - это комплимент?

- Конечно. Ему все нравится, он благодарный зритель, и даже говорит: «Я не ожидал, как вы это и это сделали?» Я понимаю, что какие-то вещи для него совершенно новые, и мы хотим развить с детьмиэту историю. Мы хотим и дневные, и утренние, и вечерние спектаклиделать каждый день. Водим же мы детей в будние дни на музыку, плавание, а почему бы в театр не повести в четыре часа дня? В музыкальную школу многие вечером ходят, а почему нельзя в театр прийти? Мы пытаемся настраивать на новую волну мамочек, бабушек, родителей и детей, чтобы можно было воспринимать театр как нечто правильное и повседневное, а не то что, как мы говорим: «Эти брюки наденешь на выход». Чтобы не было этого, чтобы театр был всегда рядом.

Мы хотим сделать многодетских спектаклей и делаем это, я очень рад тому, чтоу нас это получается. Сейчас мы делаем спектакль, не буду называть название. Там с большим удовольствием участвуют заслуженный инародный артист, которым уже за 50 и за 60 лет. Недавно посмотрели прогон,я просто в восторге от их отношения к детской продукции. Когда я им предлагал участие в детском спектакле, подходил к ним чуть ли не с извинениями, но оказалось, что это очень дорогого стоит.

Конечно, 82 пары пытливых глаз, столько же ушей. Я обязательно приду с ребенком, причем на вечерний спектакль, так что с большим нетерпением будем ждать новый сезон. Нам не раскрыли всех секретов, будем ждать.

- Милости просим.

Программа «Живой интерес», к сожалению, заканчивается, как спектакль,на одном дыхании. У тебя затекли ноги и ты понимаешь в конце спектакля,что даже не шевелился. Сергей Ишханович, скажите пожалуйста, насколько активно идет контакт с Александром Анатольевичем Ширвиндтом? И что с вашим проектом «Театр внутри», он существует, активен?

- Контакт у нас абсолютный, мы практически каждый день и очень подолгу общаемся. Он несколько раз в неделю просто приезжает для того,чтобы пообщаться. Я с ним советуюсь абсолютно по всем вопросам, начиная от самых простых и бытовых и заканчивая очень тяжелыми, сложными, запутанными, творческими, советуюсь, хочу знать его мнение. Я очень ему доверяю, для меня его слово достаточно весомое. Я его обдумываю и благодарен ему,что он не отстранился, не отдыхает от всего, чем он здесь занимался. Может быть, он даже с другой стороны раскрыл себя. Потому что он уже как гуру может спокойно говорить, называя вещи своими именами. Этот диалог мне очень помогает.

Что касается «Театра внутри», то он сейчас в переделке, мы хотим его несколько обогатить. Очень скоро у нас появятся новые выпуски, они будут уже на другом уровне, в другом формате. Жизнь продолжается. Мы активно готовимся к столетию, уже через год.

Ведь 2024 год – это особый год в жизни Театра сатиры?

- Да.

Подготовка уже началась?

- Конечно, у нас весь год большие шумные премьеры. Ихоченьмного, на всех сценах, планы у нас серьезные. Весь год мы проведем под эгидой сотого сезона нашего театра.

Я вам желаю удачи, энергии, осуществления всего задуманного, чтобы на все хватало времени и сил. Сколько вы спите в сутки?

- По-разному. Нормально, когда семь часов, шесть – это уже похуже, восемь - это роскошь. Я очень люблю заниматься домашними делами, - я и траву покошу, и приготовлю что-то, процесс не останавливается.

Какое ваше фирменное блюдо?

- Их очень много. Вот позавчера сделал плов, вчера сделал долму.

Это звучит, как музыка!

- Каталдолму, если так можно сказать, то трех ночи, а спал уже пять часов.

У меня вопрос как у человека, который работает ведущей на музыкальной станции. какую музыку вы слушаете для души, когда вы едете в машине, отдыхаете, готовите плов?

- Разную, зависит от того, в каком я состоянии, какой мне внутренний фон нужен. Если я сейчас репетирую на сцене что-то активное и агрессивное, то мне нужен какой-то заряд, я больше слушаю такого, что может относиться к этому спектаклю. Если какая-то другая история – что-то еще, а если просто отдыхаю – третья. Я абсолютный меломан, я люблю музыку всю, от и до. Как в театр хожу на все: мне по барабану, кому-то нравится или нет, я считаю, что я должен посмотреть и составить свое мнение. Не могу сказать, что я от этого молодею, потому что в некоторых местах год за два идет, но я должен все знать. Я неплохо понимаю, что происходит сегодня в Москве.

Спасибо вамза этот разговор, жаль, что время так быстро пролетело. До встречи в Театре сатиры!

- До встречи, приходите, пожалуйста!